Книга Субъективный словарь фантастики  - Роман Арбитман

До 1990 года в СССР не было ни одного специализированного журнала фантастики (см.), и дефицит ее отчасти восполняли научно-популярные журналы (см. Библиография фантастики), в том числе «Знание – сила» (см. Страна Фантазия), «Техника – молодежи» (см. Космическая одиссея), «Наука и жизнь», «Энергия», «Изобретатель и рационализатор», «Природа и человек». Однако «персонажем» отечественной фантастики не случайно оказалась именно «Химия и жизнь», где фантастика появилась в 1965 году – в первом же номере нового журнала (рассказ Бориса Зубкова и Евгения Муслина «Бациллос террос» и первый фрагмент из романа Фреда Хойла «Черное облако»). Несмотря на «ведомственную» принадлежность журнала к АН СССР и слово «химия» в названии, редакция не требовала от публикуемых произведений фантастики ни чрезмерной научности, ни обязательной «химичности». В первые два десятилетия существования журнала зарубежная фантастика по количеству наименований перевешивала отечественную.

А какие имена! Здесь были напечатаны «Верный робот», «Восьмое путешествие Ийона Тихого», «Экстелопедия Вестранда в 44-х мегатомах», «Повторение», «Сексотрясение», «Профессор А. Донда» и «Маска» Станислава Лема. Среди произведений Роберта Шекли, вышедших в журнале, есть не только известные рассказы («Специалист», «Задать вопрос», «Человек по Платону»), но и журнальный вариант романа «Координаты чудес» (см.), который в течение нескольких лет был единственным в СССР – книжное издание появилось не скоро. Творчество Рэя Брэдбери было представлено рассказами «Я пою электрическое тело», «Наказание без вины», «Превращение», «Тот, кто ждет» и отрывками из романа «Вино из одуванчиков». Я не буду здесь и далее приводить названия на языке оригинала, иначе размер этой словарной статьи вырастет на треть.

В разделе фантастики печатались также Айзек Азимов (рассказы «Некролог», «Ловушка для простаков», «Паштет из гусиной печенки», «Памяти отца»), Джон Уиндем (рассказы «Колесо», «Ставка на веру»), Клиффорд Саймак (рассказы «Игра в цивилизацию», «Кто там, в толще скал?»), Альфред Бестер («Старик», «Перепутанные провода»), Роджер Желязны (повесть «Долина проклятий»), Кейт Лаумер (рассказ «Черный день для паразитов»), Пол Андерсон (рассказ «Сокровища марсианской короны»), Артур Кларк (рассказ «Техническая ошибка» и роман «Конец детства»), Мюррей Лейнстер (рассказы «Этические уравнения», «Замочная скважина»), Джеймс Блиш (рассказ «День статистика») и многие другие.

Любимыми отечественными авторами «Химии и жизни» 60–80-х были Север Гансовский («Часть этого мира», «Пробуждение» и ставшая особенно популярной повесть «Винсент Ван Гог» – см.) и Кир Булычев, опубликовавший множество произведений о Великом Гусляре (см.), а также повести «Журавль в руках», «Похищение чародея» и «Агент КФ». В 80-е годы в списке авторов журнала появляются имена молодых фантастов, участников Малевского семинара: Бориса Руденко (рассказы «Экзотический вариант» и «Подарки Семилиранды»), Виталия Бабенко (повесть «Встреча»), Владимира Покровского (повесть «Танцы мужчин», рассказы «Самая последняя в мире война», «Шарлатан» и др.), Святослава Логинова (рассказы «Исцелися сам» и «Беспризорник»).

Один из наиболее заметных рассказов молодого Виктора Пелевина – «Затворник и Шестипалый» – тоже опубликован в этом журнале. Ну и, конечно, сам Борис Штерн. Со второй половины 70-х и до начала 90-х годов именно здесь выходят его лучшие рассказы: «Фокусники» (1976), «Сумасшедший король» (1977), «Чья планета?» (1980), «Дед Мороз» (1983), «Недостающее звено» (1985), «Производственный рассказ № 1» (1987) и др. Эти рассказы принесли Штерну известность, выходящую за пределы страны: на Евроконе, то есть Европейском конгрессе фантастов, в 1994 году он был признан лучшим фантастом Европы.

Сокращенный вариант «Записок динозавра» тоже был опубликован в «Химии и жизни» – уже в годы перестройки. По сюжету повести, ее главный герой, академик Юрий Невеселов, однажды заключил сделку с дьяволом, чтобы «пробить» в Госкомиздате новый журнал – яркий, смелый, новаторский… Словом, именно такой, как ему хотелось. Реальная «Химия и жизнь» появилась на свет благодаря стараниям его будущего главного редактора – академика Игоря Петрянова-Соколова. А был ли у него договор с дьяволом, доподлинно неизвестно.

Научная фантастика

Название одной из разновидностей литературной фантастики в русском языке часто сокращают до аббревиатуры НФ (см.). Основное отличие НФ от фэнтэзи (см.) в том, что некое условное допущение, на котором строится сюжет, имеет научное или квазинаучное (что чаще) объяснение. Например, повесть Герберта Уэллса «Человек-невидимка» (см.) относится к НФ, поскольку Гриффин, объясняя суть своего открытия, увязывает его с законами оптики. Если бы тот же Гриффин, предположим, отыскал рецепт невидимости в колдовской книге и стал бы невидимкой, прочтя заклинания, произведение с тем же сюжетом формально не относилось бы к НФ.

Можно представить и обратную жанровую трансформацию. В предисловии к 21 тому БСФ (см.) Всеволод Ревич приводит цитату из Фредерика Брауна – о том, как легко декорируется атрибутами НФ, скажем, древнегреческий миф о Мидасе: «Мистер Мидас, хозяин греческого ресторана в Бронксе, спасает обитателя далекой планеты, тайно живущего в Нью-Йорке в качестве наблюдателя Галактической Федерации. Земля по понятным причинам не подготовилась еще к вступлению в Федерацию. Спасенный обладал познаниями, далеко превосходящими наши, конструирует машину, которая преображает вибрацию молекул тела мистера Мидаса таким образом, что его прикосновение меняет сущность предмета. И так далее…»

Русское словосочетание «научная фантастика» считается неточным переводом англоязычного выражения «science fiction» (она же SF, то есть научная беллетристика, вымысел, основанный на науке). В США главными адептами «science fiction» являлись фантасты «хьюго-гернсбековского» направления, а сам Хьюго Гернсбек, писатель и главный редактор «Amazing Stories» (см. Журналы фантастики), ратовал за «романтические истории, переплетающиеся с научными фактами и пророческим видением», и называл своими предшественниками Жюля Верна и Герберта Уэллса. (Впрочем, «научная» составляющая фант-публикаций в «Amazing Stories» была достаточно условной.)

Появление термина в России историки литературы связывают с вышедшей в 1914 году публикацией Якова Перельмана в послесловии к роману Жюля Верна «Из пушки на Луну». Она носила подзаголовок «научно-фантастический рассказ». Однако выражение прижилось не сразу: по сути, оно стало нормативным только в Советском Союзе. В 30–50-е годы господствовала так называемая «фантастика ближнего прицела». Писателям-фантастам предлагалось заглядывать в недалекое будущее и описывать полезные в народном хозяйстве изобретения, которые будут внедрены уже завтра: в этом жанре активно работали Александр Казанцев, Владимир Немцов, Вадим Охотников, Виктор Сапарин, Георгий Тушкан, ранний Георгий Гуревич и другие.

Фантастике нормативно отводилась вспомогательная роль беллетризованной научной популяризации. В пору, когда генетику и кибернетику именовали «буржуазными лженауками», сама возможность «ненаучной» фантастики уже выглядела подозрительной, а ярлыки «антинаучный» и «антисоветский» опасно сближались. Грозные формулировки были в ходу и в 60-е, однако они уже не означали окончательного приговора. Например, в статье Ю. Леплинского «Против антинаучной фантастики» (1961) в журнале «Природа» сурово осуждались повести «Ошибка инженера Алексеева» Александра Полещука и «Благоустроенная планета» Аркадия и Бориса Стругацких в альманахе «Мир приключений» (см.): дескать, фантастика «должна быть доброкачественной, действительно научной, а не беспочвенной выдумкой». Однако эти мрачные заклинания не помешали выходу в свет отдельных изданий повести Полещука и всего цикла Стругацких «Полдень, XXII век». Запреты переставали быть строгими, а соответствие сюжетов букве законов физики или химии – обязательным.